В.Бушин. Граф Толстой, на выход!

                         ГРАФ ТОЛСТОЙ, НА ВЫХОД!..       

                         ДОСТОЕВСКИЙ, С ВЕЩАМИ!..       

                         ПУШКИН, ПРИГОТОВИТЬСЯ!.. 

  В конце 80-х годов главным редактором «Литературной газеты» был Федор Бурлацкий, ранее – кремлевский советник, знаток Макиавелли. В дни ГКЧП он приготовил два варианта газеты, один – за, другой против. В нужный день из печати вышел первый, да ещё с припиской: «Борис Николаевич, мы любим вас!». Однако это не спасло Федю: вскоре коллектив редакции безо всякого решения ЦК изгнал его из газеты за чрезмерную приверженность Макиавелли.

    Но ещё при нем, в 1989 году, в газете была напечатана статья Виктора Ерофеева «Поминки по советской литературе». Тогда были резвые охотники похоронить не только нашу литературу, но вместе с ней и родину нашу… Владимир Максимов, нагрянув из Парижа, тут же напечатал в «Правде» статью «Надгробие для России», а в «Совраске» - «Поминки о России». Но вскоре сам преставился, а Россия жива.

  Ерофеев был уверен, что стоит советскую литературу в лице Горького, Маяковского, Есенина, Шолохова, Макаренко, Шишкова похоронить, как тут же настанет расцвет и благоухание литературы антисоветской в образе самого Ерофеева и множества  ерофейчатых. Такой склад и уровень ума известны. Президент Путин неоднократно признавался, что он и его друзья-единомышленники тоже были убеждены: стоит удушить и растерзать Советскую власть, как во всем мире тотчас появятся орды любезных коллег, доброжелательных партнеров, милых друзей, которые ужасно полюбят Россию и не будут желать ей ничего, кроме счастья и благоденствия. И настанет золотой век. Потребовалось лет 10-15, что бы путинцы начали соображать: и обрубленная, и с антисоветской властью, и с двуглавым орлом, и с власовским флагом Россия для Запада по-прежнему враг №1.

    Таков же по сути результат удушения Советской эпохи и в литературе, о чем справедливо сказал недавно Владимир Крупин: «Почти ничего из того современного, что я заставлял себя прочесть, не трогает душу. Вместо литературы в основном господствуют тексты. Теперешние знаменитости ловят рыбку из одной реки…» Верно, только надо бы пояснить – но автор на это не способен, - что эта рыбка чаще всего - селедка антисоветчины, а река – та именно, в ледяной воде которой те знаменитости топят все человеческое, в том числе – «священный трепет религиозного экстаза», о котором ещё упомянем.  

    Ну, вот мы и встретились с героем нашей статьи, с писателем Владимиром Крупиным. 2 сентября в связи с его 75-летием  газета «Культура» дала интервью с ним. Тут и красочный портрет юбиляра на фоне больших  икон. Как теперь без них в культурной газете… Лик благостный, седобородо-лысенький, похоже, что говорит что-то душеспасительное. Лепота!.. Однако у груди – стиснутые кулаки. Это зачем же?

  Как ни странно покажется после только что приведенных справедливых слов Крупина, но приходится признать, что он – единомышленник и продолжатель того Ерофеева. Да ещё какой! Тот-то хоронил только советскую литературу, а этот еще и русскую классику. Но сначала пойдем по ерофеевской стезе и посмотрим, что думает  Крупин о советской литературе: «После революции писатели в основном начали заполнять головы и души читателей станками, тракторами, маршами и знаменами, заливая всё это «Цементом». Мыслимое ли дело – заполнять души станками, а головы – тракторами? Сразу видим: вот на каком уровне писатель умеет язвить, сочинять несуразные  пародии, пускать в ход кулаки. Какой замах! Да где же эти станки и тракторы даже в самых первых лучших произведениях советской литературы, допустим,  в поэме Блока «Двенадцать» (1918), в поэме Есенина «Инония» (1918),  в поэме Маяковского «Про это» (1923), в рассказе Лавренева «Сорок первый» (1924), в романе Фадеева «Разгром» (1925) или у Шолохова в «Лазоревой степи» (1925)? Если ты сам или по воле родителей читал только про станки да трактора, то это всего лишь факт твоей биографии, а русская литература – сама по себе, и с ней уж русскому-то человеку на старости лет надо быть аккуратно, бережно.

    Но, между прочим, случалось, что и о тракторах писали весьма даже душевно. Человек вырос в деревне и не видел тогда, и в старости знать не хочет, с какой радостью встречали там, в деревне-то, трактора, как распевали там ещё с 1929 года:

                            По дороге неровной, по тракту ли,

                            Все равно нам с тобой по пути!

                            Прокати нас, Петруша, на тракторе,  

                            До околицы нас прокати!

                            Прокати нас до речки, до лесенки,

                            Где горят серебром тополя!

                            Запевайте-ка, девушки, песенки

                            Про коммуну, про наши поля!

                            Не примяты дождем, не повыжжены

                            Наши полосы в нашем краю.

                           Кулаки на тебя разобижены,

                            На счастливую долю твою…

Вот и Крупин вместе с кулаками и подкулачниками тоже до сих пор разобижен на советскую литературу. Я вырос в тульской деревне у деда, который был председателем колхоза, и помню ласковую песню эту про Петрушу-тракториста. А для Крупина трактор – изобретение сатаны.

   А «Цемент» - так называлась книга Федора Васильевича Гладкова. Что ж, она не всем нравилась. Маяковский писал Горькому:

                            «Цемент»

                                          продают со всех лотков.

                            Вы такую книгу, что ли,

                                                                        цените?

                            Нет нигде цемента,

                                                              а Гладков

                            написал благодарственный гимн

                                                                                    о цементе.   

    Крупин, видно,  этого не читал и  повторяет чушь, что давно пустили по свету писатели ерофейской культуры. Затем, не называя имен и названий, по их же, ерофейских либералов, обыкновению клеймит вместе с В.Астафьевым «секретарскую литературу» как одно из великих зол советской литературы. А где ж имена секретарей? Ведь именно они дали название этой литературе. Вот имена-то: Фадеев, Федин, Соболев, Смеляков, Симонов, Михалков, Бондарев, Распутин… Да ведь и сам Крупин полжизни в секретарях проходил. Все названные  и есть творцы презренной «секретарской литературы»? Ну, должен же старый писатель отвечать за свои слова! Ему самому-то до этих секретарей семь верст и все лесом…

  А ещё Крупину отвратительна «компьютерная литература». Она, видите ли, разорвала  магическую «связь между сердцем, рукой и бумагой». И он отвергает компьютер. Да почему тогда не отказаться  и от электричества? Почему не вернуться к гусиному перу да к свечке, а то и к лучине? Это было бы так патриотично, так уважительно по отношению к дедам-прадедам!  

  Да, сердце, рука и бумага, говорит. Сакральная связь… Но главное-то голова все-таки. Забыл, не приметил!. Её в магической цепи Крупина странным образом не оказалось. Не нужна? А между тем, некоторые писатели и без руки, и без машинки или компьютера обходились и обходятся, - работают только головой да языком при участии, разумеется, сердца. Они просто диктуют стенографистке. Так работали не только иные советские писатели, скажем, Симонов, но, например, и Достоевский. Когда ему, чтобы не попасть в долговую яму, потребовалось в 26 дней написать повесть «Игрок», он позвал  двадцатилетнюю стенографистку Анну Сниткину и вопреки крупинской священной триаде  продиктовал повесть и к сроку сдал рукопись издателю. И потом пользовался услугами Анны Григорьевны до самой смерти. Так что, не надо заниматься глубокой философией на мелких местах.

  «Литературная газета» под казенной рубрикой «Юбиляция» тоже почтила В.Крупина статьей Анатолия Байбородина «От зари до зари говорили о Руси». Автор статьи человек очень чувствительный, он то и дело восклицает: «я даже оторопел от такой чести»… «я взволнованно  подумал: «Господи милостивый!»… «я от эдакой чести и дар речи утратил»… Такие  сильные эмоции всегда вызывал у него герой статьи.

  Однако, писал он, видно, в спешке, и не обошлось без довольно странных утверждений. Так, автор обнаружил у юбиляра, имеющего сан профессора Духовной академии, какие-то «языческие страсти», которые-де сочетаются у него с «душераздирающим самоуничижением». Где это? В чем сказалось? Не верится  и тому, что в Московском педагогическом институте от Крупина, «парня из глухомани с вятским выговором», буквально все – и  преподаватели, и студенты, в том числе девушки – прямо-таки «шарахались». Полно сочинять-то! Помню, был у нас на курсе парень из глухомани Владимир Солоухин с владимирским оканием. И никто от него не шарахался.

  Затем читаем, что «когда Крупин входил в литературу, доживали творческий век довоенные писатели». Конечно, в подлунном мире всегда кто-нибудь «доживает». Но автор явно спешит. И это нехорошо. В начале 70-х годов, когда начинал Крупин, у Шолохова, Катаева, Каверина, Суркова, Маркова  были впереди еще хорошие куски жизни в 10-15, а у Леонова и Михалкова в 20 и 25 лет… Но гораздо хуже то, что  дальше он пишет с ухмылкой: «Процветали(!) военные писатели, проповедующие высокий нравственный облик строителя  «земного рая» и самоотрешенную любовь к родине – «раньше думай о родине, а потом о себе». Да, всё это вызывает у него только ухмылку. Но кто же те «процветающие» и проповедовавшие любовь к родине в книгах о войне? Да ведь опять  - Шолохов, Леонов, Катаев, Сурков, Твардовский, Бондарев… А «Живи и помни» Распутина? И все они со своей благородной  проповедью смешны автору, а любили их книги, говорит, лишь «читатели-простецы». Могу признаться: я из  числа сих простецов.

  Но вернемся к самому Крупину. Вот что он думает о всей русской классике, превосходя тут и Ерофеева и Чубайса: «Русская литература задолго до октября 1917 года пошла не туда…» Вспоминается мне, что Николай Асеев писал о Викторе Шкловском, которому

                          вся литература – ошибка,

                          и все переделать бы наоборот.

 А что именно «не туда»? Да как же! «Почти все наши классики ярко и самозабвенно бичевали «свинцовые мерзости жизни». А мерзостей не было? Или их надо было честному писателю не замечать, а то даже и воспевать, как некоторые акыны воспевают нынешние золоченые мерзости?

  … «классики бичевали чиновничий произвол»… А произвола тоже никто  не ведал – ни чиновничьего, ни помещичьего, ни военного? Крестьян на породистых собак помещики не меняли, солдат  сквозь строй шомполами до смерти не прогоняли, крестьянские восстания в крови не топили - так?

  …«высмеивали недостатки русского общества, но в большинстве своём не понимали его». Во-первых, что, нельзя писать о недостатках? Во-вторых, очень интересно: Гоголь и Щедрин, Горький и Маяковский  не понимали  общество, в котором жили, а Крупин спустя лет 100-150  все понял в их обществе. Да это не благодаря ли тридцатилетнему пребыванию в коммунистической партии, не в результате ли постижения марксизма-ленинизма? Нет, марксизм для него прошел бесследно, чего нельзя сказать о партии.

  Из наших классиков особенно ненавистны юбиляру Толстой и Достоевский (точно по Чубайсу) именно за то,  что они «угодили большевикам». Ах, презренные угодники! И чем же они угодили? Судите сами, говорит: «показали столь беспросветную жизнь, что напрашивался вывод: нужна смена строя». Да это и без них было ясно. Ведь то и дело восстания – Болотникова, Булавина, Разина, Пугачева… То и дело бунты – стрелецкий, голодный, медный, холерный, хлебный, картофельный… Но ведь Разин едва ли читал Толстого, Пугачев - Достоевского. А дальше – от восстания декабристов до броненосца «Потемкин». Да еще три революции!.. И во всем этом, уверяет Крупин, виновата литература… Да ведь если бы власть была «хоть немного русской», как говорил Толстой, да разумной, если бы прислушивалась к голосу литературы, то многих народных бедствий можно было бы избежать… Но вот интересно: «Война и мир», главный вклад Толстого в русскую и мировую литературу. У кого там беспросветная жизнь? Кто делает вывод об ужасах строя и призывает к его смене? Не Наташа ли Ростова подговаривала на это князя Андрея? Ах, вот в «Анне Карениной» героиня от беспросветной жизни  бросилась под поезд. Но ведь при этом не крикнула же «Долой царский режим!»

  И все-таки именно за угодничество большевикам, негодует Крупин, «коммунисты поставили Толстому и Достоевскому памятники». Судя по всему (кулаки-то на портрете не зря стиснуты), он с удовольствием снес бы эти памятники, как на Украине сносят ныне памятники Советской эпохи.

  Но этого мало, коммунисты, говорит, «издали полные собрания сочинений» своих угодников. А до коммунистов неужто  никто не издавал? Андрей Битов вещал со страниц «Литгазеты», что в Советское время «Война и мир» была издана стараниями Шолохова только один раз, а Достоевского стали издавать только после смерти Сталина. Я думаю, что это он с пьяных глаз. Но вы-то, Крупин, богоугодный трезвенник, пятьдесят лет в писателях ходите, да еще перед святой иконой не должны бы молоть чушь, а обязаны знать, что  собрания сочинений обоих ненавистных вам классиков и до коммунистов издавались неоднократно. Например, полное собрание сочинений Достоевского в 13 томах было издано сразу после его смерти в 1882-1883-м; в 1895 году – новое ПСС в 14 томах; в 1911-м начали издавать 23-томное собрание и, несмотря на революцию, в 1918-м к юбилею оно было завершено. Кое-что из этих собраний у меня есть. Заходите, Владимир Николаевич, дам подержать в руках, можете и понюхать.

  Как бы то ни было, Крупин хотел бы видеть нашу литературу без Толстого и Достоевского, да уж наверняка и без Гоголя и Салтыкова–Щедрина, без Горького и Маяковского. Опять же такая направленность и уровень патриотического ума не редкость ныне. Например, известная  раба Божья Наталья Нарочницкая, много почерпнувшая о своей родине за десять лет работы в секретариате ООН в Нью-Йорке, хотела бы видеть нашу историю без Ленина и Сталина. Могу дать её телефон для знакомства.

  От литературы Крупин  перешел к жизни. И опять много удивительного! Уверяет, например, что русская деревня «ещё в 30-х годах начала уходить под натиском «железной конницы». Ясно, что под этой «конницей» он имеет в виду проклятые трактора и комбайны и для большей убедительности взял известные строки Есенина. Но они написаны задолго до всяких тракторов в деревне:

                                 Милый, милый смешной дуралей,

                                  Ну куда он, куда он гонится?

                                  Неужели не знает он, что живых коней

                                  Победила стальная конница?  

Здесь вовсе не о тракторах, а о жеребенке, который старается обогнать «чугунный поезд». Деревня и трактора тут совершенно не причем, здесь, так сказать, проблема транспорта: ушло, мол, время борзых скакунов, лихих троек с бубенцами… Что ж, печаль об этом можно понять. Пушкин писал Пущину:

                                  Мой первый друг, мой друг бесценный,

                                  И я судьбу благословил,

                                  Когда мой двор уединенный,

                                 Печальным снегом занесенный,

                                  Твой колокольчик огласил…

Да и сам Есенин вспоминал:

                                  Эх, вы сани! А кони, кони!

                                  Видно черт их на землю принес.

                                  В залихватском степном разговоре

                                  Колокольчик хохочет до слез…     

 А в деревнях даже по переписи 1939 года проживало 76,3% населения страны. И это «уход под натиском»?

  Затронув Великую Отечественную войну, Крупин сказал: «Как  мы победили, это многие не могут понять до сих пор». Действительно, вот Даниил Гранин до сих пор твердит, что по всем данным мы не могли победить. Я его спрашивал, по каким данным – по историческим? Но все нашествия на Русь, на Россию кончались крахом. По военно-экономическим? Но к 1941 году СССР стал могучей индустриальной державой. По малости населения? По недостатку патриотизма?.. Ничего не ответил Герой социалистического труда Гранин.

    А Крупин объясняет нашу победу так: «не идеология взяла верх, а пробужденная душа народа». Значит, 24 года до войны советский народ спал, и в этом сонном состоянии воздвиг свои многочисленные Днепрогэсы, Магнитогорски, Турксибы… Уникальный в мировой истории факт. И вот война его пробудила. Но советская идеология равенства и братства народов, интернационализма, игравшая важнейшую роль во время войны не могла, говорит, взять верх, победить расистскую идеологию фашизма, полоумную идею превознесения немцев над всем человечеством. Не способен юбиляр понять, что на самом деле победила не дремавшая душа народа в союзе с идеологией и мощью русского оружия. У него от этого союза с души воротит.

  Но вот и о днях нынешних: «Времена тяжелые. Но когда были легче? «Вихри враждебные веют над нами». Так они всегда веяли!». Боже милосердный! Две мысли в голове не умещаются. Ведь сам же в этом интервью поведал: «Детство у меня выпало счастливым, несмотря на то, что крапиву иногда ели…» Да мне жена и ныне крапивные щи варит – нет ничего вкусней и питательной. Другое дело – лебеда… Главное другое: «В отношениях между людьми присутствовало много любви, искренней, ничем не замутненной простоты». Это ли не душа народная? И такая была благодать, что даже «вода в речке столь чистая, что можно было пить её в любом месте…» Да когда же сей рай земной существовал? Оказывается, в годы детства и юности Крупина, в трудные послевоенные годы, в безбожную советскую эпоху.

  А вот уж о поре совсем недавней; «Новодворская кричала: «Стране нужен нормальный капитализм!». Но мы-то понимали, что такого не бывает, что там, где правит капитал, мать родную продадут». Святая правда. А откуда знали-понимали-то? Да из той же классической  литературы да из проклятого марксизма-ленинизма. Но вдруг тут же: «Идеология марксизма оказалась неверна». Это ещё один выпад. Но как так? В чем неверна? Да она, эта идеология ведь с самого начала твердила то же самое: мать родную продадут! Вот что именно об этом писали Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте» ещё в 1848 году: «Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала все пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между ними никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного чистогана. В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой. Прямой, бесстыдной черствой.

  Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наемных работников».

  Любая констатация «Манифеста» один к одному ложится на нынешнюю Россию. Хотя бы последние: именно в своих наемных послушных работников превратила буржуазия врача-министра Скворцову, юриста-депутата Макарова, епископа Тихона, поэта Дементьева, «человека науки» историка Сахарова и множество других. Именно эти профессии лишила священного ореола.

  И вот вместо признания поразительной правоты марксизма по отношению к его родине, Крупин поносит его и блаженствует: «Просыпаешься утром – ты в России (где 23 миллиона голодающих), ты православный, слава тебе, Господи, хорошо-то как!». Да ведь ему, Господи, всю жизнь было так хорошо, начиная с помянутого советского детства и до нынешней антисоветской старости.

  Об этом можно судить хотя бы по собственному его признанию: «Объехал полмира…Дорога была везде открыта: и Европу всю повидал, и Ближний Восток, и Африку с Азией». Вон как – счет не по странам, как, допустим у Евтушенко, посетившего 94 страны,  а по континентам: Европа, Африка, Азия! Да наверняка и в Америке, и в Австралии, и в Антарктиде погостевал. И это начиная с первых 70-х годов, т.е. с того же безбожного времени. Отменно!

  Корреспондент ему говорит: «Вы и большую начальственность испытали (Испытал! Экая пытка), став секретарем Союза писателей СССР, членом парткома Московской писательской организации…».    Крупин застенчиво ответил: «К должностям не рвался никогда, все как-то само собой это получалось…»

    Я заглянул в биографический справочник. Школа… армия…член бюро райкома комсомола… как только позволил возраст – прошмыгнул в партию… педагогический институт… после первой же книги – член Союза писателей… секретарь Правления Московской писательской организации…секретарь правления СП РСФСР…  правления СП СССР… главный редактор журнала «Москва» и одновременно - замглавного редактора «Роман-газеты»… главный редактор ж. «Благодатный огонь»… профессор Московской Духовной академии… орден… премии.. квартиры… Да еще помянутые «полмира». Какое проворство! Какой хватательный рефлекс!.. И он правду сказал, что «жил, словно на бегу, в какой-то вечной спешке, между обязательствами разным людям». Ещё бы! Надо всюду успеть, всем нужным людям поклон отвесить…

  Но я все-таки изумился: да неужели все это  «само собой получалось», неужели  все это – как манна небесная? А сам ничего не сделал хотя бы для того, чтобы прогуляться по Африке. Неужто силой заставляли работать главным редактором в одном журнале и в то же время заместителем главного – в другом? В Москве же несколько тысяч писателей. И недостатка в тех, кто  любит сиживать в высоких креслах, никогда не было. Все это загадочно ещё и потому, что в 1991 году Крупин написал книгу «Прощай, Россия! Встретимся в раю…». То есть он уже тогда при первом же предательском  ударе по Советской власти и родину похоронил и сам приготовился к отбытию в  лучший мир, почему-то будучи уверен, что именно в раю он заслужил место. И после этого занимать какие-то важные должности, суетиться, совершать вояжи по всему миру?

    Уж извини, читатель, хотя тут можно вспомнить многих, но, чтобы далеко не ходить и для точности, я скажу о себе: да почему же у меня ничего подобного не получалось само собой? Казалось бы, и постарше, и фронтовик, и партийный стаж куда как больше да и в литературной жизни я участвовал весьма активно, много печатался. Мало того, однажды, наслушавшись жалоб моего соседа по даче Сергея Викулова, как он устал от работы главным редактором «Нашего современника», я обратился к Сергею Михалкову, возглавлявшему Союз писателей России, с просьбой назначить меня на это место. С Сергеем Владимировичем у меня были самые добрые отношения, однако же - фигушки! Номер не прошел… Но если допустить, что я – человек  совершенно неподходящий для высоких должностей и всем это очевидно, то  все равно карьерные протуберанцы и обилие их в жизни Крупина остаются великой загадкой.

    А закончил Крупин свое проникновенное интервью выражением заветной мечты: «Уповаю на то, что воцерковленному народу  Толстой не понадобится». Так и Достоевский тоже. А уж о Пушкине с его «Гаврилиадой» и говорить нечего.   Есть жития святых - «выше этой литературы ничего нет». Её и хватит русскому народу. Нечто подобное готовили нам в 1941 году немцы в соответствии со своим планом «Ост». Для конкретизации своего плана, думаю, они с удовольствием включили бы в него и упование парторга Крупина, русского писателя…

  Сто лет назад футуристы были все-таки приличней. Они призывали сбросить с парохода современности Пушкина в паре не с Бальмонтом, скажем, а с Толстым. Но потом-то в какой покаянной позе стоял главный футурист перед памятником Пушкину:

                       - Александр Сергеевич.

                         разрешите представиться…

А у Крупина уже нет времени для покаяния.  

  Именно помянутое упование русского писателя, обнародованная не где-нибудь, а в газете «Культура», которая и раньше занималась поношением Белинского, Добролюбова, Чернышевского, - именно это и заставило меня написать  то, что ты прочитал, читатель. А серчать на меня Крупину не следует. Да он просто не имеет морального права на это. Ведь однажды на страницах «Завтра» он назвал меня лучшим критиком современности. Вот и получи от лучшего не самое худшее из того, на что он способен во имя защиты чести родной русской литературы.

  Я ещё раз посмотрел на его портрет в газете на фоне икон. Какая выразительная фигура! Елейный лик, хватательно стиснутые кулаки… Все написано, все явно. С таким ликом играть бы Фому Опискина из «Жителей села Степанчиково» Достоевского, право.

P.S.

  В справочнике указано, что В.Н.Крупин муж  Н.Л. Крупиной, главного редактора журнала «Литература в школе». Что ж она там печатает о Толстом, Достоевском, Пушкине?

P.P.S.

  На этой же полосе газеты «Культура» - беседа с французским писателем  Давидом Фонкиносом.

 Культура: - Вы предпочитаете Толстого или Достоевского?

 Фонкинос: - Для меня автор «Войны и мира» - гений, его творчество совершенно. Я им беспредельно восхищаюсь, но Достоевский мне все-таки ближе. Поражает безмерность, непостижимость его героев…

   На той же странице… Это именуется ныне «эстетическая толерантность».

В.Бушин