«Маркс жив». Чем были репрессии 1937 года: неизбежностью или преступлением?

Так называемые «сталинские репрессии» есть новейшая буржуазная идеологическая бомба. Она стала главным оружием мирового ревизионизма в борьбе против СССР, советского строя и социализма. Ее взяли на вооружение империалисты всех мастей. Эта была идеологическая сверхбомба хрущевцев – «кузькина мать», которую они сбросили на советские народы и разрушили СССР.

Осколки этой идеологической сверхбомбы все еще поражают народы мира и отравляют их общественное сознание, наподобие того, как действует радиоактивный цезий на все живое после Чернобыльской катастрофы. Последствия их поражающего действия все еще не преодолены в левом и коммунистическом движении. Среди них находятся все новые и новые идеологи, которые сами поражены осколками этой идеологической катастрофы 1950-х гг. и поэтому отравляют сознание новых поколений советских людей в постсоветских республиках.

Надо признаться, что более половины сей, с позволения сказать, передачи я не осилила. Непонятно, зачем два столь почтенных господина тратили время и силы, если на выходе получились не более чем либеральные перепевки. Если бы я усомнилась в том, а в теме ли вообще господа, или может быть в том, что господа добросовестно заблуждаются, то я бы назвала данную, так сказать, передачу глумливым бесстыдством, однако я пока не до конца усомнилась и не до конца выдержала досмотреть. Замечу также, что я выслушала про репрессии довольно много версий, например, Катасонова, Вассермана, историка Егора Яковлева, Бориса Юлина, но нигде такого безобразия, таких трактовок, таких расстановок акцентов с редкостно подобранными киноцитатами, как в данной передаче, я не встретила. Скажем, некоторые формулировки Михаила Делягина меня возмутили, но соседние его суждения я нашла достаточно ценными, чтобы искупить недостатки первых. Например, того же Якова Кедми я слушаю с большой осторожностью, можно сказать, что не доверяю, но даже Яков Кедми о роли Сталина высказался весьма информативно, аналитически, максимально без эмоций, высказался, на мой взгляд, достойно и безупречно. Господина Старикова по теме репрессий я не слушала, бог миловал. Однако догадал чёрт послушать господ Бузгалина и Колганова...

Прояснив моё отношение к данному выпуску в целом, хочу сказать о двух частностях. Киноцитата про доверие или недоверие к побывавшему в плену, как мне кажется, заслуживает ремарки. На мой взгляд, подход руководителя там какой-то непрофессиональный, если так подходить, то доверие или недоверие к любому человеку можно высказать только в надгробной речи по итогам завершённого жизненного пути. А в реальной жизни все процедуры давно отработаны. Надо давать участок работы, либо временный малоответственный для пробы, либо с закреплением коллеги, который будет заодно присматривать за добросовестностью исполнения обязанностей по ходу работы. Главное, чтобы с коллегой заранее не было эмоционального неприятия. И по результатам оговорённого промежутка времени определяться, доверять товарищу или не доверять. А по-другому я и не знаю, как быть. И зачем тут этот кинофрагмент, тенденциозно вырванный из контекста, я не очень понимаю.

Во-вторых, отмечу, что я уже излагала свою версию, почему либералы так любят преувеличивать масштабы репресий. Дело в том, что либеральный контигент ощущает себя потенциальными осужденными. А либералов по отношению ко всему населению маловато, условно назову процентов 5-10, особенно мало идейно и упорно прозападных. Поэтому когда счёт осужденных идёт на сотни тысяч и несколько миллионов, то либералов становится впору заносить в Красную книгу как исчезающий вид. При том, что всё многомиллионное население страны этого не ощущает, напротив, с внезапным облегчением живёт и работает, когда большая часть либеральной хевры отбывает в места отдалённые или в лучший мир и когда эти самые либералы не сидят на шее общества, не отбирают львиную долю ресурсов и созданного продукта и не гадят сверху на население. Вот тут и возникает, как мне кажется, психологический феномен, когда либеральное меньшинство изо всех сил пытается втолковать бесчувственному и равнодушному к нелёгкой либеральной судьбе большинству, мол, а вот если из вас репрессировать такую же процентную долю, как из нас, например, миллионов сто, как бы вы запели. Типа того.